Муж привёз меня в деревню знакомить с родителями! Увидев его мать, я застыла от ужаса — но всё пошло совсем не так, как я ожидала…
Я вошла в дом, крепко сжимая руку своего мужа, Дмитрия. Внутри сразу запахло домашним уютом: на окнах висели кружевные занавески, пропускающие мягкий вечерний свет, а воздух был наполнен ароматом свежеиспечённых пирожков. На стенах — старые, но бережно сохранённые семейные фото в полированных рамках, выдававшие хозяйскую заботу.
— А где отец? — спросил Дмитрий, пока его мать, Галина Петровна, вела нас на кухню.
— У дяди Вани, чинят мотор у «Жигулей». Я его позвала — скоро придёт, — ответила она доброжелательно.
Кухня оказалась самой тёплой комнатой — просторной, с добротной печкой, в которой потрескивали дрова, наполняя пространство теплом. На столе, застеленном вышитой скатертью, уже стояли тарелки, приборы и хрустальные рюмки, явно достатые по особому случаю.
— Садись, лапочка, не робей, — Галина Петровна бережно пододвинула мне стул. — Какая ты худенькая! Надо тебя откормить. Как же ты мне внуков-то родишь в таком виде?
Щёки мои вспыхнули. Дмитрий тихонько рассмеялся.
— Мам, мы тут только появились, а ты уже о внуках?
— А когда мне говорить-то? Перед смертью? — драматично воскликнула она, но глаза её посмеивались. — Мне уже за шестьдесят, хочу понянчить внучат, пока ноги носят!
Она поставила на стол огромную кастрюлю с дымящимся супом.
— Солянка сборная, — торжественно объявила. — Рецепт моей бабушки, передавался по наследству.
Аромат разбудил во мне зверский аппетит. Галина Петровна заметила это и довольно улыбнулась.
— Вижу, кушать хочешь — хорошая примета!
Я только начала оттаивать, как хлопнула входная дверь. Тяжёлые шаги прогремели по коридору, и на кухне появился высокий седовласый мужчина с морщинистым, но добрым лицом. Его глаза, точь-в-точь как у Дмитрия, внимательно меня оглядели.
— Это она, значит? — пробурчал он, усаживаясь за стол. — Невестка наша?
— Степан, веди себя прилично, — одёрнула его Галина Петровна. — Представься как полагается.
Мужчина окинул меня оценивающим взглядом, и я внутренне съёжилась.
— Степан Васильевич, — коротко отозвался он, протягивая мне мозолистую руку. — А ты как?
— Анастасия, — ответила я, пожимая его ладонь.
Воцарилась напряжённая пауза. Его рука сжала мою крепко, а взгляд будто проникал в самые глубины души. И вдруг уголки его губ дрогнули, расплываясь в неожиданно тёплой улыбке.
— Добро пожаловать в нашу семью, Настенька.
Ужин прошёл на удивление душевно. Галина Петровна рассказывала забавные истории из детства Дмитрия, заставляя его краснеть, а Степан Васильевич добавлял такие детали, о которых муж явно предпочёл бы умолчать.
— Знаешь, наш Дима в семь лет из дома сбежал? — залилась смехом Галина Петровна, подкладывая мне котлеты. — Собрал в рюкзак три бутерброда, книжку про Гарри Поттера и заявил, что уходит в Петербург — актёром стать!
Я рассмеялась, представив маленького Димку с рюкзачком.
— И куда же он ушёл? — поинтересовалась я.
— До соседнего огорода, — усмехнулся Степан Васильевич. — Уселся под берёзой, читал, пока не уснул. Нашли его к вечеру — книжка на груди, бутерброды не тронуты.
После ужина Галина Петровна показала нам небольшую, но уютную комнату. На кровати лежало лоскутное одеяло, на тумбочке — стопка потрёпанных книг.
— Это Димочкина комната, — с гордостью пояснила она. — Всё, как было.
Я подошла к полке и провела пальцем по корешкам — Чехов, Шолохов, Булгаков, Астафьев.
— Дмитрий рассказывал, что вы преподавали литературу, — сказала я.
Её глаза засветились.
— Тридцать пять лет в школе, — кивнула она. — Дети звали меня «Громом» — строгая, но справедливая, — рассмеялась она. — Дима считал, что я слишком требовательна к ученикам.
— Не требовательна, мам, а честна, — вставил Дмитрий. — Поэтому твои ученики и выросли порядочными людьми.
Позднее, лёжа в кровати, где когда-то спал маленький Дима, я прошептала:
— Твои родители удивительные.
Он обнял меня.
— Я же говорил — зря переживала.
— Признаю, — вздохнула я. — Когда увидела твою маму, мне показалось, она меня съест заживо.
Дмитрий тихонько засмеялся.
— Многие так думают. Она всегда была сильной — держала в руках и школу, и семью. Отец шутит, что влюбился в неё, когда она отчитала его за неправильно прочитанные строки Пушкина.
Утром я оказалась на кухне вместе с Галиной Петровной. Она протянула мне фартук.
— Блины печь умеешь? — спросила, прищурившись.
— Бабушкин рецепт знаю, — ответила я, беря миску.
— Ну-ка, покажи, что можешь, а я решу, достойны ли твои блины моего мужа.
Это было испытание, но теперь я не боялась. Галина Петровна наблюдала внимательно, но без осуждения — с интересом.
— Ваниль в тесто добавляешь? — удивилась она. — Любопытно.
— Это бабушкин секрет, — пояснила я. — Особый вкус придаёт.
Когда первый блин был готов, она осмотрела его, понюхала и отломила кусочек. На лице мелькнуло удивление, затем — одобрение.