Никогда не думала, что буду одна из тех, кто выносит семейные конфликты в интернет, но вот мы и здесь. Мне 35, я замужем за Романом почти 10 лет. Мы прошли через бесконечные процедуры ЭКО, выкидыши и болезненные звонки. Я даже перестала говорить об этом — слишком больно.
Быть мамой — это единственное, чего я действительно хотела в жизни. Но этого не случилось.
Прошлое воскресенье было Днём матери. Моя свекровь, Людмила Петровна, решила устроить «женский ужин». Только она, моя золовка Анастасия, вторая невестка Ольга и я. Роман сказал, что мне стоит сходить.
— Просто улыбнись и переживи это, — сказал он. — Ты же знаешь, какая она.
Я знала. Знала очень хорошо. Надо было прислушаться к себе.
Позвольте чуть отступить. Людмила Петровна — королева семьи. Представьте: жемчуг, запеканки и пассивно-агрессивная улыбка, от которой чувствуешь себя тараканом под бокалом. Она обожает традиции, особенно одну — напоминать, что материнство — это высшее предназначение женщины. Она повторяет: «Дети — главное наследие женщины», и делает это с серьёзностью.
У неё трое детей. Анастасия, её золотая девочка, — мама двух мальчиков и живёт в соцсетях. Младший сын, Денис, женат на Ольге. У них три месяца назад родилась вторая дочка.
Людмила Петровна обожает внуков. Вечно с кем-то из них на руках, постит фото, называет себя «Бабушкой четырёх».
А потом есть я. Та, кто до сих пор не «выполнила своё предназначение», как она выразилась на День благодарения. Сказала с улыбкой — а у меня будто заноза в груди осталась.
День матери для меня — как испытание. Обычно я нахожу повод не прийти. В прошлом году соврала, что у меня завтрак с подругами. Годом раньше — «простуда». Роман прикрывает меня, а все делают вид, что ничего не замечают. Но в этом году Людмила Петровна подошла к делу хитро.
— Без мужчин, — сказала она. — Только девочки. Особенный вечер.
Роман настаивал, чтобы я пошла.
— У неё добрые намерения.
— У неё их нет, — ответила я.
Но я всё же пошла.
Как только вошла в ресторан, поняла — что-то не так. Людмила Петровна в жемчуге, с самодовольной улыбкой. Анастасия уже хихикает, рассказывает, как младший испачкал стены арахисовой пастой. Ольга появилась через минуту — с огромной сумкой и кучей детских фото на телефоне.
— С Днём матери, мои дорогие! — воскликнула Людмила Петровна и вручила подарочные пакеты Анастасии и Ольге.
Повернулась ко мне:
— Хорошо, что пришла, милая.
Похлопала по руке. И всё. Ни подарка, ни «с праздником». Только это неловкое похлопывание, как будто я какая-то дальняя знакомая.
Я натянуто улыбнулась:
— Спасибо за приглашение.
Сели за стол. Людмила Петровна заказала просекко «для мам». Налила три бокала. Мне — воду. Даже не спросила, чего бы мне хотелось.
Анастасия наклонилась:
— Ты не поверишь, что сделал Брейден!
— Что на этот раз? — засмеялась Ольга.
— Он смыл мои серёжки в унитаз! Те, из ювелирного!
Обе прыснули от смеха.
Я попыталась улыбнуться, но не знала, что сказать.
Людмила Петровна подхватила:
— Мальчики такие мальчики. Помнишь, Анастасия, как Роман засунул себе в нос машинку?
— Боже, да! Он тогда так ревел! Мы же поехали в травмпункт!
Все засмеялись. А я просто сидела, сжимая стакан, стараясь не выпадать из разговора.
— Звучит как весёлое воспоминание, — сказала я. — Дети и правда бывают забавными.
Ольга посмотрела на меня вежливо:
— Ты сейчас с кем-то нянчишься?
— Нет, — ответила я. — В последнее время — нет.
Людмила Петровна наклонилась:
— Надеемся, скоро всё изменится, милая.
Я кивнула. Промолчала.
Принесли десерт: три шоколадных фондана и миску с фруктами — для Людмилы Петровны.
— Слишком тяжело для моего желудка, — пояснила она, как будто мы это не знали. — А вы, девочки, наслаждайтесь.
Анастасия с восторгом откусила:
— Боже, это божественно.
Ольга уже доедала:
— Стоит каждой калории.
Я улыбнулась и повозила клубникой по тарелке. Есть не хотелось.
Потом Людмила Петровна постучала ложкой по стакану. Все замерли. Она встала:
— Дамы, перед тем как мы разойдёмся, у меня есть небольшое объявление.
— Это про дачу? — оживилась Анастасия.
— Нет-нет, это кое-что практичное, — ответила она и перевела взгляд на меня.
Я сразу поняла — ничего хорошего.
— Кайлина, милая, — начала она с приторной добротой, — ты ведь единственная здесь, кто не мама.
Наступила тишина.
— Не обижайся, — продолжала она, — но, наверное, будет честно, если ты оплатишь ужин. Мы ведь сегодня отмечаем наш день.
И она пододвинула ко мне счёт.
Я открыла папку. 33 000 рублей. Три порции лобстера, три бокала просекко, три десерта. А я — куриная грудка и вода. Мне стало душно, но я улыбнулась и достала кошелёк.
— Конечно, — тихо сказала я. — Вы правы.
Людмила Петровна кивнула, будто приняла разумное решение. Анастасия не поднимала глаз. Ольга делала вид, что погружена в вино.
Я подождала немного.
— А у меня тоже есть кое-что, чем хочу поделиться.
Все посмотрели на меня. Удивление. Любопытство. Снисходительная настороженность.
Я вздохнула:
— Мы с Романом решили прекратить попытки.
Анастасия моргнула. Ольга слегка наклонила голову. Людмила Петровна уже открыла рот:
— Ну… наверное, это к лучшему, дорогая. Некоторые женщины просто…
— Мы удочеряем, — перебила я.
Тишина.
— Нам сегодня позвонили. Нас выбрала биологическая мама. Девочка. Роды завтра. В Денвере.
Голос дрогнул, но я не сорвалась.
— Она сказала, что мы для неё — как дом. Её слова.
Никто не ответил. Я посмотрела прямо на Людмилу Петровну.
— Так что, технически, сегодня — мой первый День матери.
Я достала из кошелька двадцать пять рублей и положила на стол.
— Вот за моё. Я платить за остальных не буду. Отсутствие детей — это не повод превращать меня в кошелёк или шутку.
Рты приоткрылись, но слов не последовало. Я встала, надела пальто, посмотрела на них в последний раз.
— С Днём матери, — сказала я и вышла.
Утром мы вылетели в Денвер.
Когда медсестра положила Майю мне на грудь, что-то внутри меня распахнулось. Она была крошечной, тёплой и будто всегда принадлежала мне. Зевнула и обхватила мой палец.
Майя значит «иллюзия». Мы не выбирали имя — это сделала её биологическая мама. Но оно оказалось правильным. Потому что я годами гналась за иллюзией, что материнство должно быть только через биологию, только через боль, только по определению Людмилы Петровны.
А теперь, держа Майю, всё это исчезло.
Людмила Петровна не позвонила мне после ужина. Она звонила Роману — оставила три голосовых. Сказала, что я её опозорила. Устроила сцену в её день.
Роман перезвонил. Я слышала из коридора.
— Это ты себя опозорила, — сказал он. — Кайлина тебе ничего не должна.
Она не звонила больше. И это нормально.
Потому что впервые за десять лет я не чувствую, что мне чего-то не хватает. Я больше не чужая. Я больше не играю по чужим правилам.
Я — мама Майи. И это всё, чего я когда-либо хотела.