Она вошла в парикмахерскую, словно в другой мир — где время текло мягче, где пахло лаком для волос и свежим шампунем, где женский смех и звон ножниц переплетались с каким-то особым уютом.
Её шаг был нетороплив, но уверенный. Осанка прямая, плечи чуть приподняты — так ходят те, кто с юности привык держаться достойно, независимо от обстоятельств.
На ней был тёмно-синий плащ, аккуратно застёгнутый, и лёгкий бантик на шее — он слегка колыхался при каждом движении, будто жил своей жизнью. Маленькая сумочка с тонкой ручкой и туфельки, безупречные, словно с витрины, завершали образ. Но главное было не в одежде — а в её лице.
Это было лицо женщины, которую время не сломало. Морщины лежали мягкой сеточкой у глаз, но взгляд был ясный, глубокий, светлый, с каким-то особым достоинством. Волосы — аккуратная волна до плеч, чуть тронутые сединою, но по-своему прекрасные. По бокам — старые невидимки, те самые, которые она носила ещё в молодости. И от этого в её облике было что-то очень личное, не показное, но настоящее.
— Дамы, а где у вас можно сделать маникюр? — спросила она, и в голосе её прозвучала мягкая вежливость, почти старомодная, но оттого ещё более трогательная.
Её провели в дальнюю комнату. Мастер по маникюру — молодая, открытая, с улыбкой, которая сразу располагала — встретила гостью с теплом и пригласила сесть.
Женщина сняла перчатки. На бархатной подушечке легли её руки — тонкие, с длинными пальцами, ухоженные, но в морщинах. Эти руки явно знали и труд, и ласку, и утраты. И в них было что-то завораживающее: словно каждая морщинка — это прожитая история.
— У вас красивые руки, — тихо сказала мастер, и это было искренне. — Чем я могу вам помочь?
— Сделайте, пожалуйста, французский маникюр. Самый простой, самый классический, — ответила женщина.
Мастер удивилась — ожидала услышать что-то скромное, едва заметное, но «французский» звучал иначе: это был выбор элегантный, почти праздничный.
И пока она готовила инструменты, женщина заговорила:
— Сегодня для меня особенный день. Ровно шестьдесят лет назад он подарил мне первое кольцо. Оно было простое, тоненькое, но для меня — самое красивое. Мы тогда ничего не имели, только любовь. Он сказал: «Пусть это будет нашим началом. А когда тебе исполнится восемьдесят, я надену тебе настоящее кольцо. Красивое. С камнем».
Она улыбнулась своим воспоминаниям. Глаза засветились — словно в комнате на миг появились оба: юные, счастливые.
— Но он ушёл раньше… много лет назад. И я думала: обещание так и осталось в воздухе.
Мастер подняла глаза от её рук, и сердце защемило.
— Простите…
— Нет-нет, — мягко перебила женщина. — Не жалейте меня. Я пришла сюда, потому что хочу исполнить это обещание сама. Сегодня мне восемьдесят. У меня есть кольцо — я давно купила его, откладывала понемногу. И я хочу надеть его — с ухоженными руками, с аккуратными ногтями. Чтобы он, где бы ни был, увидел: я помню. Я храню нашу любовь.
Слова её были простые, но от них в комнате стало как-то светлее, будто сама любовь ожила.
Мастер работала осторожно, медленно, стараясь, чтобы каждая деталь получилась безупречно. Казалось, это уже не просто маникюр, а служение. И вдруг ей пришла мысль: вот она, настоящая красота — не в яркости, не в моде, а в верности.
Когда всё было готово, женщина посмотрела на свои руки. Лёгкий французский маникюр придал им изящество, и пальцы засияли особой благородной красотой. Она улыбнулась — светло, благодарно.
— Вот теперь достойно.
Она достала из сумочки бархатную коробочку. Там было кольцо — простое, но изящное, с крошечным камнем, который блеснул в свете лампы. Она аккуратно надела его на палец и посмотрела на него так, словно видела не вещь, а человека.
— Обещание выполнено, мой дорогой, — прошептала она.
И встала. Поправила плащ, бантик на шее дрогнул, словно от вздоха.
— Спасибо вам, деточка, — сказала она, обернувшись к мастеру. — Запомните: иногда нужно жить ради того, чтобы исполнить хотя бы одно обещание. Оно способно сделать жизнь целой.
И она ушла — легко, величественно, оставив после себя ощущение тепла и светлой тайны. А мастер ещё долго сидела неподвижно, думая о том, что, возможно, только что прикоснулась к великой любви, которая сильнее времени.