— Вечером бабушка приезжает. Она будет жить в твоей комнате. Будь добра убраться и поменять постельное, — мама открыла мне дверь и встретила с «радостной» новостью. – Сейчас переоденешься и сходи в магазин. Она у нас селёдку под шубой любит и оливье с большим количеством майонеза. Да, и копчёной колбаски прикупи.
— У нас что, Новый год? – удивилась я, собираясь снять куртку. Руки на автомате стянули шапку, но до молнии на куртке не дотянулись.
— Не язви, а бери деньги и иди, куда сказали, — мать вела себя так, будто я – враг народа.
— Не пойду, — я сняла обувь, повесила куртку и прошмыгнула в свою комнату, чтобы заняться курсовой, которая была важнее приезда какой-то там бабушки.
— Ты как с матерью разговариваешь? – в комнату влетела она, та самая, которая умеет давить на болевые точки словом «мать». – Я что тебе сказала? Или ты у нас уже самостоятельная стала? Так иди и снимай квартиру, если семья для тебя не важна!
— Причём здесь семья и съёмная квартира? – я уже привыкла к одним и тем же репликам, поэтому не отреагировала жёстко, а продолжила раскладывать книги на письменном столе.
— У тебя советь есть? Встань, когда я с тобой говорю!
Началось. Авторитетность во всей красе. Если мать открыла рот — значит, ты должна отрастить крылья и мчаться по первому зову. Отлично!
— Ты тут у нас кто? Королева? Екатерина Вторая?
— Первая, насколько мне известно, — меня пропёрло на сарказм. – Среди родственников Екатерин нет, значит, я – первая, — повернув торс, я уставилась на разъярённую главу семьи.
— Что смотришь? Собирайся в магазин! – мать Екатерины Первой замахала руками. – Через шесть часов бабушка будет здесь!
— А меня не будет. Я уйду к подруге. Ночевать, — озвучила я и отвернулась готовиться к курсовой.
— Ха мка! – раздалось на всю Ивановскую, и хлипкая дверь моей комнаты с треском захлопнулась.
— Ну и ладно. Спасибо, что дерьмом не назвала, как ты это любишь, — подумала я вслух и зря.
Мать ураганом пронеслась мимо моей перекосившейся двери.
«Сейчас отцу будет жаловаться, — подумала я, вслушиваясь, как она нервно крутит диск телефона. – Ну и пусть, он всё равно на моей стороне».
— Ты знаешь, что твоя дочь мне сказала?
О-о, глава семьи ищет поддержку у слабого населения.
— Она обнаглела вкрай! Ты помнишь, что сегодня приезжает моя любимая мамочка? Что? Ты офонарел? Да когда это было?!
Истерические вопли опустились тяжёлым занавесом на прихожую. Соседи снизу и сверху увеличили громкость на телевизорах, приёмниках, кто-то заиграл на фортепьяно, а сосед из угловой внезапно начал ремонт в ванной. Его музыкальный перфоратор выдавал низкие ноты в такт сыплющемуся в ванну кафелю. Это была изумительная музыка, которую я обожаю со времён, когда в небе парил олимпийский Мишка и весело размахивал лапами, удаляясь в небесную высь. Вот бы мне так. Взмахнула и улетела куда-нибудь на другой конец города, где меня никто не будет тыкать обозлённой на папу бабушкой.
Вдоволь наоравшись на мужа, мать вернулась в комнату, и воспитательная беседа продолжилась в более энергичном ритме.
— Если ты сейчас же не пойдёшь в магазин…
Я повернулась, положила левую руку на спинку стула и приготовилась внимать.
— Ты почему так на меня смотришь? – видимо, словарный запас покинул оратора, и он решил незаметно переключится на отступления, чтобы переиграть план действий.
— Как?
— Так надменно?
— Я смотрю на тебя обыкновенно, — мы заговорили в рифму, и меня это развеселило, но моя улыбка была принята в штыки.
— Посмотрите на неё, она ещё и насмехается! Над матерью смеёшься? Господи, и в кого ты такая?
— В отца, — добавила я, подняв нос кверху.
— Известно! В кого ж ещё! Ты пойдёшь в магазин?
— У меня работы много. Завтра нужно отдать курсовую.
— Сегодня бабушка приезжает!
— И что?
— Как это «что»? Мы обязаны встретить её, как полагается!
— Обязаны – встречайте, — я повернулась к книгам и взяла в руки ручку.
— Мало мы тебя в детстве били!
О-о, а вот и доходчивые аргументы не в пользу «что из меня выросло».
— Надо было прибить, чтобы знала, как себя с матерью вести!
— Странная логика, не находишь? «Прибить, чтобы поняла…». Мёртвым море по колено. Они уже ничего не понимают.
— Что ты несёшь?
— Логику.
— Какую ещё логику?
Встав со стула, я пересела на кровать и начала серьёзный разговор.
— Бабушка, твоя мать, не общалась с нами почти пятнадцать лет.
— И что тут такого? – мать захлопала ресницами и сделала вид, будто не понимает, о чём я хочу сказать.
— Ты помнишь, по какому поводу она перестала звонить и приезжать?
— Это уже неважно. Она моя мать, и мы обязаны.
— Никто ничего не обязан.
— Да что ты говоришь?
— Правду.
— Что б ты понимала в этой правде? Вот вырастешь!
— Я уже выросла, мама. Мне двадцать лет, а ты меня гоняешь, словно мне десять.
— Вот будет тебе сорок пять…
— Да хоть пятьдесят пять, но я никому не позволю вытирать о себя ноги. Бабушка ни отца моего не любила, ни меня, а ты…
— Замолчи! Это не твоё дело!
— Как не моё? А ночевать я где буду, если она займёт мою комнату?
— У подружки переночуешь, ничего страшного!
— Она болеет уже второй день. У неё ангина, и отец выпивает.
— И что? Я, по-твоему, должна бабушку на улице оставить в такой мороз?
— Я и моя комната к этому не имеем никакого отношения.
— Знаешь, что, милочка, иди снимай квартиру в таком случае!
— И пойду!
И я собрала вещи и ушла из дома. Мама, видимо, забыла, как бабушка рассорила её с мужем, сказав, что мой папа не является моим биологическим отцом. Мои родители чуть не развелись, спасло то, что мама сама же и выставила бабулю на улицу, когда та высказалась по поводу моего воспитания. Мол, бить надо больше, чтобы понимание было. Бить нещадно, ремнём, палкой – да всё ли равно: по спине, рукам и лицу, тогда дети вырастают шёлковыми. А мне, на секундочку, было почти шесть. Наказывать не за что, я была очень послушным ребёнком. Бабушка уехала со словами, что мать ещё вспомнит, пожалеет об этом. Кстати. У мамы есть младшая сестра, которая также находилась в ссоре с бабулей. История та же: детей надо бить, и вообще, замуж выходить – это стать служанкой и посудомойкой. Надо рожать для себя, чтобы в старости было кому горшки выносить и дохаживать, а мужики нужны для рождения детей и не более.
Встретилась я с мамой через пять лет, когда сама изъявила желание поздравить её с юбилеем. И тогда-то я и узнала, что бабушка приехала насовсем.
— Ты обязана присматривать за мной, я – твоя мать, — с порога сказала бабуля, занося вещи в квартиру. – Дом отписан племяннице, а у тебя есть двухкомнатная квартира.
Отец терпел нападки тёщи совсем недолго, переехал на родину через три месяца. А я думала, что мать его настроила против меня, поэтому он не общается, хотя мог бы и в институт заехать, попрощаться.
Позвонив в квартиру, я ждала что-то вроде: «Я так соскучилась». Но дверь открыла бабушка и спросила, зачем я притащилась сюда, когда о моём существовании все уже забыли. Мама сидела в кухне. Вся какая-то серая, осунувшаяся. Её глаза были тусклыми, рот перекошен, а руки дрожали, будто она очень долго была в запое. Оказалось, она перенесла инсульт и сейчас у неё идёт долгое восстановление. Пока я расспрашивала маму, как она жила пять лет, бабушка крутилась рядом и вслушивалась в каждое слово, сказанное мной. Она переиначивала каждую фразу, говоря маме, что я приехала отнять квартиру. Под конец обрывистого разговора я предложила маме переехать ко мне.
— А потом она сдаст тебя в дом престарелых! – подытожила бабушка, стукнув кулаком по столу.
— Уходи, — мама отвернулась от меня, и это означало, что бабуля стала в этом доме главной.
Я несколько раз приезжала, чтобы освободить маму из-под бабушкиного гнёта, но всегда натыкалась на непонимание, оскорбления и угрозы вызвать милицию. Ровным счётом я не добилась ничего.
Сейчас на дворе 2000-е. Мамы уже нет в живых. И папы, кстати, тоже. А наша «горячо любимая» бабуля до сих пор проживает в той квартире. Я часто вспоминаю родителей, свою комнату, семейные посиделки. Как бы я хотела вернуться в ту обстановку и побыть там хоть немного. Жалею, что выписалась из жилплощади, так бы нашла управу на властную бабушку. Из всей этой истории мне почему-то жалко только маму, но не себя.